При этом одна из задач министерства юстиции — координация работы по проведению судебной реформы.
И действительно приятно, что наконец-то можно зарегистрировать компанию на сайте минюста.
Но что чаще делает обыкновенный человек — регистрирует компании или обращается в суд? И что станет важнее обыкновенной женщине, подавшей в суд на алименты — то, что районный судья третий месяц переносит рассмотрение её дела по каким-то своим личным причинам, или то, что свой теоретический новый брак она сможет спокойно и без очереди зарегистрировать он-лайн?
Да, разумеется, для такой женщины будет важно, что судебный исполнитель новой формации, живущий по новой системе мотивации, быстро и качественно выбьет для неё алименты из её нерадивого бывшего супруга.
«Да вот только, например, чтобы дело дошло до тех же новых судебных исполнителей, должен пройти суд. А с судами что? Какие изменения?»
Время общения министра с блогерами вышло.
Я жму руку Павлу Петренко с ощущением, что сделано многое, и не сделано главное.
...28.09.2015
Дядя Саша ушел на войну в 1943, когда ему исполнилось восемнадцать лет, и, дойдя до Берлина в пехотном полку, вернулся домой, в село Сумской области, без единой царапины, в лейтенантских погонах на плечах, с медалью «За отвагу» на груди и аккордеоном в руках. Повезло.
Тёте Лене, бывшей свое однокласснице, он писал письма всю войну — чаще, чем матери, как только выдавалась свободная минута. Та складывала письма в шкатулку, нежно хранила, писала в ответ и ждала дядю с фронта.
Старший брат дяди Саши успел до войны жениться, родил сына и погиб под Киевом.
— Крепись, сынок, — сказала мама дяде Саше, доставая похоронку из-за иконы в углу комнаты, — у тебя долг.
И в том же, 1945-м году, дядя Саша покорно женился на жене старшего брата — потому что у неё сын, его племянник, потому что тяжелое время, и надо было им как-то выживать, и еще потому, что было так в селе принято.
Тётя Лена не возражала, плакала ночами в подушку, жалела и себя, и дядю Сашу, но не возражала, так было принято в селе, и такой был его долг, выжившего младшего брата перед погибшим старшим.
Через два года в семье дяди Саши родился второй сын.
А еще через десять лет, когда дети подросли, а жизнь стала легче, наладилась, и перестал терзать голод, и стала отступать и меньше сниться ночами война, дядя Саша развелся с бывшей женой брата и ушел жить к тёте Лене, которая все эти годы продолжала его любить и ждать.
Скоро тётя Лена и дядя Саша родили девочку.
Так они все и жили. Весной дружно сажали картошку — сначала всей семьей, жена брата, два её сына, дядя Саша с тётей Леной и их малолетняя дочь, закапывали картошку в огороде у мамы, потом переходили на огород жены брата, после приступали к огороду дяди Саши. Так же дружно картошку и выкапывали. Так же всей гурьбой брались за любое дело, хоть хату белить, хоть старшего сына в армию провожать.
Повырастали и разъехались по городам сыновья, поступили в университеты, получили квартиры, женились.
Тётя Лена досматривала всех стариков.
Похоронила дядю Сашу после второго инсульта, долго ухаживала за его матерью и похоронила её через пять лет рядом с дядей Сашей, потом ходила за женой старшего брата, приносила продукты, помогала убирать и ставила уколы. Считала, что это её святой долг и искренне не понимала, как можно поступить иначе.
...29.09.2015
Вечером просматриваю в интернете новости за день, прокручиваю ленты новостных агентств, смотрю видео с Востока Украины — разрушенные дома, бегущие от войны мирные жители, плачущие дети.
Из спальни прибегает пожелать мне спокойной ночи дочка, шлепает босиком по линолеуму. У неё распущенные по плечам волосы, пижама в розовых медведях, подмышкой плюшевая собака.
— А почему детки плачут? — спрашивает дочка, заглянув в ноутбук.
Я закрываю крышку, усаживаю дочь себе на колени.
— Понимаешь, — говорю, — к ним в город пришла война, падают бомбы, разрушаются дома, умирают люди. Деткам страшно, и они плачут.
— Знаешь, — отвечает дочь. — Когда к нам придет война, я не буду плакать. Я буду такая храбрая и такая сильная. Вот такая.
Дочка напрягает руки, щурится и от старания высовывает кончик языка.
Наверное, у меня что-то меняется в лице. Дочь внимательно смотрит мне в глаза, целует в щеку.
— Ты так не переживай, — шепчет она мне на ухо. — Я и тебя научу не плакать. Знаешь, мы Любовь Павловну научили не плакать. Я теперь умею.
Любовь Павловна — это воспитательница из детского садика. 30-го января под Дебальцево убило её брата, он служил в армии и провел на Востоке Украины почти полгода, но в реальном бою не был ни разу. Это был его первый бой, и последний. Недавно ему исполнилось 39 лет. Теперь Любовь Павловна, думая, что её не видят дети, тихо плачет. А дети, видя, как у неё по щекам текут слезы, стараются играть веселее и громче, чтобы ей тоже стало немного веселее.
Дочь умащивается у меня на руках. Я рассказываю ей сказку.
Последнее время у нас все сказки о ней, о моей дочке, как её охраняет дракон, а добрый принц спасает её из высокой башни, как она на спине кита спешит на помощь к бедным зверятам в далекую Африку, как она с корзиной пирожков идет к больной бабушке через темный лес.
В лесу дочке встречается зайчик, и просит угостить его пирожком. И дочка, конечно, угощает его. Потом ей встречается ёжик, и тоже угощается пирожком. Потом лисичка. Потом…